Неточные совпадения
Если эти
строки попадутся
на глаза самому Химику, я попрошу его их прочесть, ложась
спать в постель, когда нервы ослаблены, и уверен, что он простит мне тогда дружескую болтовню, тем более что я храню серьезную и добрую память о нем.
И свои кое-какие стишинки мерцали в голове… Я пошел в буфет, добыл карандаш, бумаги и, сидя
на якорном канате, — отец и Егоров после завтрака ушли по каютам
спать, — переживал недавнее и писал
строку за
строкой мои первые стихи, если не считать гимназических шуток и эпиграмм
на учителей… А в промежутки между написанным неотступно врывалось...
Елена Петровна взглянула
на дочь, потом
на газету и, сразу заторопившись, не
попадая за уши тонкой оправой очков, молча трясла головою, искала
строки, еще не видя.
Продолжая играть, я распечатал его, чтоб пробежать некоторые
строки, но я
попал на такие слова, которые сделали для меня продолжение игры невозможным.
Бодростина
на это не ответила, но Синтянина не сконфузилась и послала ей другое письмо, что было потребностью и для самой генеральши, так как ее тревога за Ларису усилилась до такой степени, что она не могла
спать и не умела ни одной
строки написать об этом Форовой в Петербург.
Случай, устроивший странную судьбу мою, быть может, совершенно исключительный, но полоса смятений
на Руси еще далеко не прошла: она, может быть, только едва в начале, и к тому времени, когда эти
строки могут
попасть в руки молодой русской девушки, готовящейся быть подругой и матерью, для нее могут потребоваться иные жертвы, более серьезные и тягостные, чем моя скромная и безвестная жертва: такой девушке я хотела бы сказать два слова, ободряющие и укрепляющие силой моего примера.
В настоящую минуту, когда я пишу эти
строки (то есть в августе 1908 года), за такое письмо обвиненный
попал бы много-много в крепость (или в административную ссылку), а тогда известный писатель, ничем перед тем не опороченный, пошел
на каторгу.
Когда шаги генерала затихли, Андрей Хрисанфыч осмотрел полученную почту и нашел одно письмо
на свое имя. Он распечатал, прочел несколько
строк, потом, не спеша, глядя в газету, пошел к себе в свою комнату, которая была тут же внизу, в конце коридора. Жена его Ефимья сидела
на кровати и кормила ребенка; другой ребенок, самый старший, стоял возле, положив кудрявую голову ей
на колени, третий
спал на кровати.
— Прочти… — говорит. А голос у него был такой, что он и теперь звучит в моих ушах. Мать так вся и задрожала, однако бумагу взяла. Не прочла она и десяти
строк, как вскрикнула и замертво
упала на пол.
Душа его раздиралась; он глотал слезы, чтобы они не
падали на бумагу, когда начертывал
на ней
строки, в которых все было неправда, кроме уверений в любви сыновней.